Пятнадцать.
В субботу вечером мы приехали забирать детей от бабушки, которая, чуть мы переступили порог, сказала:
— Сегодня что-то ужасное творилось с детьми, они все время кричат! Пришлось посадить их пришивать пуговицы в отдельных комнатах.
Привычные и единственные жалобы от бабушки всегда сводились к простому — дети не очень хорошо едят. Поэтому, когда бабушка стала жаловаться на поведение, а не аппетит, сомнений в причинах не было.
Честно говоря, если бы это не была моя история, я бы сказала, что родители сошли с ума. Потому что ясно, как день — верните все, как было, и будет вам счастье.
Или да, или нет.
“Как было” не работало: была некая кривая система, дающая видимость нормальной жизни, стоило ткнуть чуть правее или левее, и все приходило в негодность.
Мне кажется, что неизвестность, которая так естественна в жизни с детьми, часто подменяется деланием, потому что невыносимо: лучше пусть уже что-то происходит, чем вот так смотреть этому состоянию в лицо.
Кроме того я верю, что запреты работают быстро и коротко. Объяснять, договариваться, наблюдать — это долго, страшно, некомфортно. Бездействие часто приравнивается к равнодушию.
Чем дольше я всматривалась, тем более тонкие вещи в поведении детей, их характерах и потребностях стали мне доступны.