Четырнадцать.
С детьми стало сложно общаться: они ругались чаще, не могли найти решения и переходили на крик.
Где же, где все бонусы свободного экранного времени? Где дети, говорящие свободно на английском и владеющие компьютером на уровне топовых программистов?
Нет их. Вместо них раздражительные, нетерпеливые дети и проблемы в отношениях.
Отдельно стоит рассказать о содержании того, что они смотрели.
Шон смотрел видео по майнкрафту, Ника смотрела передачи, типа “Бери и делай”, много играли в майнкрафт. Контент они выбирали сами, поэтому мы много говорили о безопасности в сети.
Влияние этого контента стало заметно через несколько недель: Шон стал грубо разговаривать, в его лексиконе появились слова “придурок”, “дебил”, “идиот”, “фак” и т.д. Когда же я спрашивала, что означают некоторые слова, он не знал.
Надо отметить, что мы не держим детей в вербальной изоляции — у нас все знают, что жопа есть. При этом общаемся мы друг с другом иначе. Общение с Шоном все больше стало напоминать встречу с гопником из соседней подворотни.
В тот момент в нем жили два мальчика: один обращался к людям “придурок хренов”, другой же мог обсуждать сложные вопросы мироздания. При этом первая субличность существовала неосознанно, и прорывалась на волю судорожно и болезненно, как клыки оборотня.
Наверное, многим такое видится нормальным этапом взросления. Для нас же было очевидно, что поведение данного ребенка не имеет ничего общего со взрослением.
Ника не ругалась, но стала все чаще говорить “да что тут делать — я видела в бери и делай: взял, смешал и готово”. Она стала опираться на авторитет разноцветных веселых передач, в которых все просто. Ее природное стремление творить обретало формы мусорного бака с огрызками нежизнеспособных идей.
Мы разговаривали с ними, задавали вопросы о происходящем: в моменте они с нами соглашались, на практике же контент побеждал семейные ценности.
Процесс разинтеллектуализации и деградации мы наблюдали вживую.