Шесть.
Наутро, после объявления разрешения на любую еду и сладость, мы с Никой напекли бельгийских вафель. У меня где-то сохранилась фотография: в каждую лунку из девяти она насыпала по горке сахара, сверху — горку взбитых сливок.
Она открывала банку с сахаром, зачерпывала ложкой, закрывала глаза, запрокинув голову назад, и хохоча высыпала себе в рот.
Мы вступили в эру диктатуры сахара, конфет, чипсов, сладкой воды. Они ели все, что не доели, когда было нельзя: на завтрак, обед, ужин и перед сном.
Фантики и упаковки от конфет валялись везде, в холодильнике в изобилии была сладкая вода, сироп для приготовления сладкой воды, шоко. Возле компов у них валялись пустые коробки и баночки от жвачек и конфет, которые опустошались, не успев попасть в дом.
При виде всего этого я ощущала, как фредди крюгер здорового питания скрежечет внутри меня “Это конец! Останови ее! Так нельзя!”
Карманных денег перестало хватать и они стали просить в долг, что с одной стороны открыло тему для обсуждения темы денег вообще, долговых отношений, банковских ссуд и займов. В один из дней Валера в экселе объяснял Шону, что такое “сложные проценты”, и как важно уметь считать, особенно, когда ты имеешь дело с банками.
С другой стороны нужно было что-то делать, поэтому мы сказали, что наш банк больше в долг не выдает. Тогда они начали выстраивать отношения между собой, чтобы кооперироваться.
Отношения к деньгам у них совсем разное: Ника тратит деньги с удовольствием, делится с радостью, когда деньги заканчиваются — не расстраивается, а пробует найти способы получить то, что хочет.
Шон деньги бережет, просто так не тратит. Некоторое время он просто наблюдал, как Ника сорит деньгами, скупая все, что ей нравится. Торговался с ней, обзывал жадиной, если она отказывалась делиться тем, что купила себе.
Через некоторое время он начал потихоньку отпускать, позволяя себе покупки, делился редко. Если в магазине его охватывал приступ щедрости “я куплю и поделим”, то дома он осознавал свою оплошность, и начинал искать предлог дать ей меньшую половину.
От этого у меня сносило крышу больше, чем даже от самих покупок. Особенно, когда на любую попытку что-то вставить против, тут же получала в ответ “ты же говорила, что не будешь делать никаких замечаний”.
Я спасалась дневником: каждый день я писала о том, что меня беспокоило, и мне становилось немного легче. И, конечно, каждый день мы с Валерой разговаривали, сверялись, обсуждали, искали решения.
Именно в эти дни, отстранившись от привычного сценария воспитания, я ощущала насколько идея о том, что можно с легкостью своим примером научить ребенка быть хорошим человеком, является ловушкой.
Как быстро мы убеждаемся в своем родительском всесилии: уверенные, что достаточно хорошей привязанности и выплаканных слез фрустрации, чтобы ребенок стал примером, который будет подтверждать всем окружающим нашу родительскую компетентность.
Мы так уверовали в то, что тогда он не будет лгать, воровать, браниться, в одночасье перерастет свой возрастной эгоизм, злость, генетику, индивидуальные особенности, что не можем поверить в то, что все это не в нашей власти.
Так горка сахара обернулась для нас совсем иным осознаванием вопросов человеческой природы и свободы.
В это же самое время Шон продолжал играть в майнкрафт: как потом оказалось — день и ночь…
