Сын пакует вещи в лесной лагерь с ночевкой и дергает меня сборами. Каждый новый вопрос отнимает внимание, которого и без того мало. Сегодня тот самый день, когда эмоции наполняют жизнь вязкой тяжестью, сквозь которую так и плетешься до вечера. Такой день хочется проскочить, а он подростковым бунтарством утяжеляется бесконечностью.
Я стою над кроватью и мои мысли блуждают по завалам штанов, маек и свитеров.
В детстве я завороженно смотрела, как мама укладывала мои вещи в пионерский лагерь. Порядок в чемодане разукрупнялся от неповоротливых свитеров и штанов до «смотри, трусики и носочки вот в этом кармашке».
Иногда в эти сборы подмешивалось бытовое нетерпение, усталость и раздражение, но вещам было все равно: мама шептала им волшебные заклинания и они подставляли мягкие бока и складывались в ровные стопочки.
Так, что в конце внутри одного чемодана воцарялась тишина, которую способен принести лишь порядок созданный сердцем, а не умом.
Когда мы с мужем впервые без детей собирались за границу, я в растерянности стояла над чемоданом — как можно понять, что брать? Будет холодно? Или жарко? Сколько нужно пар обуви? А что если…? В детстве мама всегда подшучивала над этим: «А что если…, а у меня все с собой».
— Лерка, да ты что! Сейчас мы все сложим. Тааак, что у тебя тут…
Она присаживалась рядом с чемоданом, как с больным-ипохондриком, который потерял веру в себя. Пристально глядела на него и уже знала: «Это не бери, на кой оно тебе там! Максимум купишь». И ипохондрик розовел и уже с аппетитом интересовался жизнью вокруг.
Сколько лет-то было моей растерянности от вида чемодана? Тридцать пять, шесть? Многова-то уже, пора бы…
Этот голос, который всегда держит наготове список того, что «в твоем возрасте уже пора…», знает все, кроме одного — радости поддержки.
— Так что, мама? Что мне взять с собой? Штаны и майку? И все? А кофту надо брать?
Я киваю — и кофту надо брать.
— Ага, ну мы с тобой вечером проверим еще, хорошо?
«Что же ты, так и будешь всю жизнь за него чемодан собирать?» — усмехается всезнающий.
Или да, или нет. Я знаю только, что я всю жизнь буду его мамой. Чтобы это для него не значило.
